Соблазнённая  - Эрика Адамс

– Пора, Эмилия!..

Максимилиан вскочил на оставшегося жеребца и следом втащил на круп коня девушку, что есть силы ударив коня в бок. Тот громко заржал и рванул с места, подгоняемый выстрелами, летящими им вслед. Об организации немедленной погони не могло быть и речи. А когда полисмены кинутся им вслед, будет уже слишком поздно.

Жеребец словно летел над поверхностью земли. Каждое его движение было наполнено животной грацией и силой, чувствовавшейся при сокращении его мышц. Эмилия была крепко прижата к груди Максимилиана и чувствовала бешеное биение его сердца, как своего собственного, рвущегося прочь из-под рёбер. Через несколько кварталов Максимилиан позволил жеребцу перейти на лёгкую трусцу, а затем и вовсе остановил его, отправив прочь ударом кулака по крупу. Эмилия поплотнее запахнула плащ на груди, чтобы спрятать под ним разорванный лиф платья.

– Что дальше?

– Дальше – самое интересное.

Максимилиан увлёк за собой девушку в тёмный переулок.

– Что смешного? – недоумевающе спросила Эмилия. Максимилиан смеялся, словно произошло нечто очень весёлое.

– Чувствую себя необыкновенно живым, как никогда прежде. Чертовка, ты спутала мне все карты. О, как я ошибся, втягивая тебя в это!..

О, как я ошибся, втягивая тебя во всё это!..

Звучали на повторе слова Максимилиана внутри головы Эмилии. Ошибка. Это не просто ошибка, это чудовищный произвол. Но назвать всё сказанное и сделанное всего лишь ошибкой, словно речь шла о досадном пустяке, пропущенной букве или запятой при письме…

Максимилиан не стал возвращаться в меблированные комнаты, но нанял экипаж, чтобы вернуться в поместье. Едва за ними захлопнулась дверь, он присел рядом с девушкой, притягивая её к себе на грудь.

– Надо быть последним кретином, чтобы решить, будто я смогу спокойно смотреть на то, как вокруг тебя вертится какой-нибудь ублюдок или того хуже, запускает руки тебе под юбки!..

Максимилиан засмеялся:

– Все мои слова и угрозы – бахвальство на пустом месте. Мне на самом деле хотелось бы быть хозяином своим чувствам и переступать через всех, включая тебя. Но стоило только осуществиться хотя бы крошечной доле того, чем я грозил тебе… И я готов откусить свой язык, посмевший нести такую чепуху, и отгрызть руку, толкнувшую тебя к пропасти.

– Кажется, я выиграла в кости твоё обещание не притрагиваться ко мне. Если я того не захочу. А я – не хочу.

Эмилия ударила костяшками пальцев мужчину в грудь.

– Или ты не держишь своё слово?

Максимилиан медленно разжал объятия, отстраняясь, и пересел на противоположное сиденье.

– И я не желаю слышать тебя до конца поездки.

Эмилия проигнорировала протянутую руку мужчины по приезду и вихрем пронеслась наверх. Она заперлась в уборной, с ожесточением стаскивая с себя одежду, казавшуюся ей одним сплошным комком липкой грязи. Вода смыла часть неприятных ощущений, но девушка была полна возмущения и негодования. Максимилиану потребовалось довести всё едва ли не до изнасилования, чтобы признать, что его план – это бред сумасшедшего. Он и есть сумасшедший, одержимый своими идеями, не видящий за плотным их строем абсолютно ничего.

Эмилия проигнорировала приглашение слуг спуститься к ужину. Она забралась под одеяло, укрывшись им с головой, чтобы вокруг не осталось ничего, словно нет ни комнаты, ни мрачного замка, ни его хозяина, с двойственной натурой. И что ему стоило повернуться той стороной, которая была волнующей и приятной?

Послышался звук открываемой двери.

– Я не спущусь к ужину, неужели непонятно?

– Ужин сам поднялся к тебе.

Эмилия села в кровати.

– Выслуживаешься, Ровере?

Мужчина улыбнулся, ставя поднос с едой на кровать.

– Я не Ровере. От меня настоящее только имя.

– А жаль. Ровере мне хотя бы немного нравился, – хотела съязвить, но слова вырвались изо рта с ноткой настоящего сожаления.

– Неужели? А как же хромота и шрам, в которые ты ткнула меня носом?

– Ровере был эксцентричным и немного мрачноватым, не больше. При желании это можно было обыграть как пикантную подробность, острую приправу к пресному блюду.

– Может, мне стоит опять начать подволакивать ногу и налепить искусственный шрам на лицо?

– Поздно. Тебе стоило делать это постоянно, не выходя из роли и не показывая своё истинное лицо.

– Рано или поздно любая игра, даже самая интересная, приедается.

– Тогда не стоило начинать, – Эмилия отодвинула от себя поднос. – Благодарю за заботу, но я не голодна. Не из чувства противоречия или желания насолить, но на самом деле сейчас любой кусок даже самого изысканного блюда встанет мне поперёк горла.

– Я могу что-нибудь сделать для тебя?

– Конечно, можешь. Сам знаешь, что именно. Верни мне утраченное имя и вычеркни себя из моей жизни.

– Не могу, – развёл руками Максимилиан.

– Тогда твоему предложению – грош цена. Ты же не отпустишь меня, будешь упиваться каким-то извращённым чувством контроля и не откажешься от своей мести. Наверняка, взамен одной роли приготовил для меня новую. Поэтому оставь меня в покое хотя бы ненадолго.

Следующее утро ворвалось в комнату звуком шагов и ароматом цветов, поставленных на прикроватный столик. Эмилия не открыла глаза, делая вид, что ещё спит. Но сама прислушивалась к звукам, производимым мужчиной. Она узнала его шаги, даже не открывая глаз, и терпеливо дожидалась его ухода. Но вместо этого мужчина сел на край кровати.

– Не нарушай свою договоренность, – произнесла девушка, не меняя положения и не открывая глаз.

– Разве я прикасаюсь к тебе? Только взглядом, но он невесом.

– Чей-то другой взгляд – да, но только не твой. Для меня он ощущается также, как если бы ты прикасался ко мне руками.

– Не хочешь знать, что я тебе приготовил?

– Твои планы один другого ужаснее. Мне в них отведена не самая приятная роль, поэтому знать ничего не желаю заранее.

– Я сейчас не это имел в виду. Я приглашаю тебя в театр оперы, в конце этой недели.

– И ты не боишься? Ты убил человека…

– Жалкого человечишку. О таких сокрушается только мать.

– Думаешь, тебя не станут искать? Или меня, как сообщницу..?

– Если только в этом кроется причина твоего отказа, можешь быть спокойна. Наши полисмены весьма недальновидны и нерасторопны. Даже если кто-то ткнёт в меня пальцем с криком «лови негодяя», я успею ускользнуть прежде, чем они повернут в мою сторону свои головы. Отдыхай, Эми, не стану тебе досаждать.

Удивительно, но Максимилиан сдержал своё слово, не преследуя её на территории дома, приветствуя лишь кивком головы и задавая односложные вопросы. Добровольная изоляция поначалу была приятна, но после начал скрести нутро и давить тоской. Через пару дней девушка сама спустилась в гостиную к ужину, а после заняла место у камина с книгой.